В Майкопе состоялся показ спектакля «Я еще не хочу умирать»

В культурной жизни Адыгеи произошло большое и знаменательное событие — презентация Драматического молодежного театра имени М.С.Ахеджакова из Тахтамукайского района. Театр показал интеллигенции и театральному сообществу, а также деятелям культуры республики свою новую работу — спектакль «Я еще не хочу умирать» по мотивам произведений Людмилы Никольской «Должна остаться живой» и Олега Шестинского «Блокадные новеллы». Инсценировка и режиссура — заслуженного деятеля искусств Адыгеи Рустама Ачмиза.

Большое событие
Создание нового театрального коллектива в районе в наше время, когда с профессиональными кадрами даже в центре достаточно проблем, пусть и при поддержке главы района и программы «Национальные проекты. Культура» партии «Единая Россия», само по себе уже большое событие. А учитывая, сколько времени и сил необходимо вложить во все организационные моменты, суметь собрать коллектив и зажечь артистов, поставить с ними полноценный спектакль современной формы — это высокое культурное подвижничество. Об этом думалось перед началом спектакля на сцене Государственной филармонии, где возле арьера, в самой глубине, в затемненном углу мы со зрителями затихали, погружаясь в атмосферу блокадного Ленинграда.
Звучали песни военных лет. Перед нами, буквально в полутора метрах от первого ряда, расположились нехитрые атрибуты питерской квартиры 1941 года. Стол, стулья, топчан, буржуйка, радио, висящее на стене покрывало… Большие рамы, обтянутые черной материей, как выгородка в учебной институтской аудитории по мастерству актера — здесь символы полуразрушенных во время военных обстрелов стен. На длинном тонком шнуре раскачивается лампа. Она отбрасывает тени на лица зрителей, на стены и предметы, наполняя атмосферу еще одной составляющей постановки — неустойчивостью блокадной жизни и страхом перед смертью.
В этом пространстве происходят события военного времени, блокады Ленинграда. В городе как будто застыла жизнь, а люди ходят по тонкой грани смерти.

Эффект присутствия
Уже в ту минуту, как зритель попадает в общее пространство, объединяющее условно сцену и зал, без рампы и перегородок, без разделения на «мы — зрители» и «они — актеры», каждый как бы несет свою, персональную ответственность за происходящее. В этом проявляется своеобразный смысл иммерсивности. Этот прием определяет стилистику, в которой поставлен спектакль. Постановщик как бы заявляет: «Нет ничего другого, кроме погружения в действие и нашего общего сотворчества».
Со своей стороны мы также понимаем, что есть создатели спектакля и мы — то пространство, в котором они действуют. Это правила содействия. Сотворчество пространства и создателя рождает полное взаимопогружение. Бьются и трепещут сердца создателей, и большое, объединенное «сердце» пространства также бьется в унисон им. Плачут создатели, слезы в пространстве льются тоже.
Надо сказать, что актеры действуют с полной верой в то, что с ними происходит. Вот это неистовое состояние веры и понимание смыслов текста, который произносится ими, полное проживание состояния «здесь и сейчас», чистая и искренняя трагическая нота страдания и стойкости — то, что является отличительной чертой постановки, определяющей все остальное.
Есть большое желание разобрать все до единой актерские работы, проследить интонации, описать ту боль, которая и сама становится настоящим действующим лицом, которая определяет многие повороты в судьбах и характерах образов. Скажу только, что смотреть актерский ансамбль, ту большую работу, которую актеры делают с полной верой в происходящее, и стать для них партнером-пространством было настоящим переживанием, включающим все оттенки человеческих чувств. Это и смех сквозь слезы, и надежда, и сердцебиение от трагических переживаний, и понимание, даже нет — осознание масштаба людских потерь во время Великой Отечественной войны.
Крупно и по-настоящему
В пандемийном театральном сезоне это настоящее сценическое произведение, разыгранное с невероятной искренностью, с разрывающей сердце трагической интонацией, с точными актерскими работами и молодым ансамблем. Тема постановки и найденная форма для ее воплощения, игра актеров, режиссура — каждая часть спектакля отличается высокой культурой и содержательностью. Все в этом спектакле заявляется крупно, по-настоящему. Здесь нет проходных ситуаций и сцен.
Зрители в финале стоя аплодировали постановщикам, устроив долгую овацию. Это настоящее признание коллег, которые совершенно точно, ни при каких обстоятельствах не поддержат плохую игру. Нас всех заставили пережить художественное потрясение, прочувствовать глубину настоящего театрального высказывания, по­думать как о военной проблематике, так и о самой жизни, о душе, об утратах, которые несет война. Высказывание заключается не только в постановке блокадной новеллы, здесь сквозит и прямо звучит предупреждение о необходимости оставаться человеком в любых, самых страшных, нечеловеческих обстоятельствах.

Игра актеров
Открытая, чистая искренность чувств как метод существования в образе отличает игру молодых актеров — от ребенка Шурки, которого правдиво и органично сыграл-прожил совсем юный, но очень талантливый Латмир Берзегов, до тонкой и хрупкой в начале, но такой сильной и смелой в финале Тани в исполнении Асиет Хуаж. Все актеры выложились в своих ролях. Чувствуется, что за этим стоит и глубокий психологический анализ образов, художественный подход к их изображению, понимание задач, стоящих перед актерами в условиях камерной сцены. В заданных обстоятельствах максимального приближения, когда зритель становится почти соучастником действия: он дышит, смотрит в глаза актеру, сопереживает оби­тателям одной-единственной, одинокой квартиры на краю жизни и смерти. Вся эта история выживания взрослых людей и детей, пытающихся продержаться в блокадном Ленинграде до прихода советских войск — освободителей, потрясает. И долго остаешься один на один с этим ощущением, носишь эти эмоции. Сложно от них уйти.
Удивительно, как участники спектакля «наживали» эти чувства, это состояние. Ведь они молоды и как актеры, и как люди. Как они достигали такого высокого уровня переживания и художественности? Как сумели передать это зрителям? Вопросы возникали, а ответы находились в самом исполнении актерами своих образов.
Потрясающе играет Зарина Даутова в роли Натальи Васильевны. Молодая и красивая в начале, она на глазах превращается в изможденную, сгорбленную, состарившуюся женщину в финале. Как она тяжело дышит, как едва ползет по проходу…
Насыщенно и наполненно сыграл роль Юры Адам Шефруков. Образ молодого парня со слегка смещенным сознанием, удивительно доброго и заботливого сына и внука, друга и товарища запоминается. Он интересен. Юра плачет, и зрители плачут вместе с ним, разделяя его состояние, его чувства, его потери. Актер и образ сливаются. Зрители и актер близко взаимодействуют. И в этом партнерстве зала и актеров разделить их невозможно.
Артур Набоков в роли Аркадия Константиновича создал очень убедительный и профессионально выстроенный образ. Этого героя намеренно ввел в ткань действия режиссер Рустам Ачмиз. Для него это один из основных образов, в котором, несмотря на его не совсем чистые намерения по отношению к героине Наталье Васильевне, трагедия пробуждает искреннее человеческое сопереживание к детскому горю. Здесь образ нелинейный, Артур Набоков постепенно раскрывает его качества, за несколько выходов он показывает истинную суть такого характера. И очень хорошо это делает.
В роли Мани Сусанна Тхаркахова также стремится передать образ девушки, растерянной перед несчастьем, потерявшей своих родных.
Однако главная удача спектакля, его сердце и нерв — утонченная, интуитивная, точная, от начала до конца ведущая свою партию на едва уловимых нюансах, невероятно талантливая и убедительная Асиет Хуаж. Она хорошо понимает свою задачу, у нее подвижное лицо, передающее самые мельчайшие движения души. Это очень важно в таком камерном спектакле. Она четко выполняет режиссерскую за­дачу.
Плоть и мощь спектакля — молодые, сильные Адам Кубов и Рустам Шалов.
Масштаб и творчество
Большую роль в создании имиджа нового театра играет присутствие в коллективе заслуженного артиста Адыгеи, блогера, поэта, певца, члена жюри многих фестивалей, активной творческой личности Адама Ачмиза, который начинает спектакль с прочтения большого текста о блокаде. Его проникновенный голос погружает в масштаб военной трагедии.
После спектакля состоялось обсуждение. Были высказаны пожелания, которые режиссер может обдумать и при желании применить. Рустам Ачмиз — талантливый, образованный человек, выпускник колледжа искусств им.У.Х.Тхабисимова, его обучала педагог Сарра Ачмиз. Он окончил Краснодарский государственный университет культуры, выпускник театральной школы Константина Райкина. Сегодня Рустам Ачмиз — начальник Управления культуры Тахтамукайского района, совмещает государственную службу с творчеством. И, как показывает практика, ему это удается. Постоянно работает над собой, своим профессиональным уровнем и мастерством, над совершенствованием мастерства актеров своего театра. Совсем недавно театр под его руководством вернулся из Москвы, где в течение двух недель проходил профессиональную учебу в школе Райкина и театре «Сатирикон». Во всех творческих начинаниях ему оказывает поддержку глава Тахтамукайского района Азмет Схаляхо, о чем было сказано на премьере.

Появление нового, молодого театра — огромное и радостное событие. Хочется, чтобы он жил и развивался, подтверждая неслучайность своего рождения. Имя одного из основоположников адыгского театра Меджида Салиховича Ахеджакова, которое присвоено коллективу, обязывает к глубокому и всестороннему изучению дела и росту, чего и хочется пожелать. В добрый путь! Источник: Газета Советская Адыгея